В голове крутятся несколько тысяч — меньше [ненамного] — вариантов зачем это Мастеру, какие планы. Еще, где-то рядом десяток вариантов, как тот выжил опять, кого сжигал Доктор, почему, как, что, и все то, для чего подходящее для размышлений время отнюдь не здесь и не сейчас — не тогда, когда они на грани очередного восстания киберменов — или на что еще это похоже.
Доктор забывает дышать, напоминает себе, что это полезно уже второй раз за две минуты, и снова забывает. Не то, чтобы это также критично как для людей, но Доктор слишком долго и часто проводит свое свободное - не свободное - время на Земле, и это уже немного да. Доктора немного переворачивает сейчас, когда звучит I am the Master. Speak. Всего переворачивает и звенит в ушах. Доктор отлично понимает, что надо собраться, чего-то там предпринять, чего-то там защищать, спасать, но не может сейчас нормально сфокусироваться на задаче, особенно теперь, особенно прямо сейчас.
А потом на него снова смотрят, и это еще один удар поддых, от которого нужно заново учиться дышать — он еще не научился за предыдущие пять попыток. 
— Мою версию? — это выдыхается с нервным смешком — задыхается нервным смешком. а Доктор дважды пытается улыбнуться, прежде чем у него это получается на вторую попытку. Оба сердца стучат уже где-то под горлом, и приходится сцепить позади этой улыбки зубы секунд на пять, чтобы губы не тряслись, не дергались и о, это хотя бы немного походило на нормальную улыбку.
У Доктора всегда получались плохие мины и плохая игра, когда Мастер оживал вновь, вот обычно всегда получалось, чтобы не происходило — но Мастер, это личный ластик всей идеальный игры и лжи Доктора, когда не получается, просто. не получается. Доктор в миллионный раз за свою жизнь и раз сотый-двухсотый-больше за время знакомства с Мастером жалеет, что не умеет замораживать время. Ему нужно хотя бы пять минут, хотя бы две, эти несколько минут на то, чтобы сглотнуть, вспомнить как дышать, как-то привести в привычный хаос эмоции, и свыкнуться с этим опять. Если бы Мастер рассылал оповещения о том, что он живой хотя бы за несколько дней до их встречи — это было бы просто отлично. Лучше недель. Лучше месяцев. Лучше… ладно, Доктор отнюдь не против, чтобы на его руках больше никто не умирал. Минутка Утопии от Доктора, в момент, когда даже кибермены готовы послушать его версию, его воссоединение с живым Мастером, а Доктора выворачивает наизнанку оголенными нервами и редкий случай, когда говорить что-либо — слишком больно. О, когда Вселенную это останавливало.
— Там, — Доктор не глядя очерчивает рукой пространство позади себя, там были двери, где-то там основная часть здания и куча места, где и правда можно спрятать людей, аппараты, вряд ли космический корабль, но зная Мастера, очень недальновидно отрицать что-то сразу. — Правда заложники? Или зачем, просто зачем, what are you going to do this time?
He need to take less drugs, for sure, — Доктор не видит сейчас как он выглядит, но знает-чувствует-представляет, что у него распахнуты глаза слишком сильно, что в них мешается слишком много всего, и, о, он тоже хочет красивую маску, подтверждающую, что ему наплевать на все происходящее и не наплевать только на жизни людей, на которые в очередной раз собирается претендовать Мастер, только вот не получается, только Доктор в этот раз слишком хорошо поверил в то, что это конец. Well, относительный конец, Вселенная бесконечно, Мастер… Мастер умер у него на руках. Доктору кажется, что тому сейчас не придется пользоваться никакой телепатией, так слишком он думает о том, что не думает, не хочет думать, и что он даже не почувствует сейчас, если Мастер напрямик пробьет всю защиту, за которой Доктор не особенно то и следит, and ll come to his mind.
Впрочем, с удивительным тактом, Мастер не читает его мысли последние несколько сотен лет.
Или отвращением.
He has never asked. He can do it now, by the way, the cybermen in the city, the Master in the city, London in the danger, it is the best time to ask everything you ever wanted, really. You can go ahead.
— You know that I won’t let you, — the only thing he is saying, and it sounds really helpless, he really need this a few minutes, but no one left these minutes for him.

+

Школа Профессора была удивительным местом что для людей, что для мутантов. Очевидно, почему она казалась удивительной для людей - эдакий аналог Хогвартса в настоящем мире, место, где нет обычных людей, место, где вместе с географией и историей тебя учат сдерживать или правильно использовать своим способности. Но для мутантов Школа тоже была чем-то намного большим, чем учебное заведение. Это было местом, где каждый мог чувствовать себя спокойно и свободно, это было местом, где каждый мог бы тебя понять - они все сталкивались с теми же проблемами, что и у тебя, они все объединены, и ты вместе с ними. Я был уверен, что каждый мутант это ощущает, даже в тот момент, когда переходит порог. Единение.
Эрик тоже это чувствовал, в этом я был уверен. Может быть, именно это претило ему, может быть, именно это было ключевой нотой в общей мелодии постоянных прощаний - Чарльзу Ксавье удалось создать место, в котором комфортно всем, и Эрика Леншерра это нервировало. Это было не то, чего он хотел, не то, к чему он стремился, и, скорее всего, именно ощущение тепла и спокойствия, которое стойко держалось в этом месте, раздражало его. В месте, которое ты покидаешь, не должно быть настолько хорошо.
Общая картина выглядела примерно так: ему было здесь некомфортно потому что он сам выбрал это. Ему удобнее было противиться Школе ради своих целей, он сам выбрал чувствовать лишним среди учеников и преподавателей, среди людей, с которыми у него так мало общего. Может быть, в этом он был прав. Но это также значило и другое: я задал ему вопрос о том, почему он остался, но не спросил, уйдет ли он. Потому что это было очевидно примерно так же, как то, что вода мокрая. Конечно же, уйдет, это же Эрик Леншерр. И даже то, что он в кои-то веки понял то, что пыталась втемяшить ему в голову Мистик, пока он был занят разрушением буквально всех зданий на планете, не меняло этого факта.
Он говорит о том, что я делаю все неправильно, и мне бы на это месте приподнять брови недоуменно, хмыкнуть что-то вроде "лечишь ты так же хорошо, как и убеждаешь?", или "ты уверен, что знаешь лучше Хэнка?", но в его голосе нет ни намека на поучение. Простая констатация факта: вот есть Питер, у него сломана нога, она долго не заживает, потому что он не соблюдает все правила. Я не знал, как реагировать на такое, это было поразительно странно, поэтому я просто промолчал, напряженно наблюдая за всем, что он делает. Может быть, он действительно был прав - в конце концов, никогда ничего не ломавший себе я понятия не имел ни о каких правилах поведения со сломанными конечностями. Нет, Маккой, конечно, говорил мне что-то, но в основном это были попытки удержать меня от применения способностей, даже для того, чтобы побыстрее двигаться на костылях.
Легким движением руки он подтаскивает к себе плед, лежавший в дальнем углу комнаты. Плед плывет по тихой комнате, издавая устрашающее шуршение, напоминая сразу обо всех детских страшилках, в первую очередь почему-то именно о самых дурацких. В черном-черном городе на черной-черной улице... Потом, правда, оказывается, что жизнь намного страшнее всех страшилок, вместе взятых, а черный цвет плох только там, где он не был предусмотрен. Да и то, не всегда.
И только темнота по-прежнему остается страшной. Лорна в детстве очень боялась оставаться в темноте, приходилось включать ей ночник и уверять в том, что если что-то случится, я прибегу так быстро, как смогу - в этом не оставалось сомнений даже у мамы, которая недовольно хмыкала в ответ на мои слова о том, чтобы она оставила ночник в покое и даже не думала выключать. Я никогда не скрывал свои способности ни от сестры, ни от матери, я даже не думал о такой возможности. Для чего? В конце концов, моя способность делает жизнь намного легче, причем не только мне, но и всем вокруг. Мне до сих пор не верилось, что кто-то живет в других условиях, что кто-то может бояться открывать свои способности другим, что из-за этого могут возникнуть проблемы - из-за чего? Из-за того, каким человек родился? Нет, ну серьезно, он же не выбирал себе до рождения, каким будет. Сидит такой ребенок в животе мамки и думает "хмм, суперскорость или телекинез? или может обычным родиться?". Это не чей-то выбор, это просто то, кем мы являемся, почему у кого-то голубые глаза, а у кого-то карие. Ни тот, ни другой не выбирал себе этого. И странно было обвинять в этом мутантов.
Но если реальность была такой, с ней приходилось мириться - и приходилось что-то делать с этим. Конечно, я, как и многие, верил словам Профессора о том, что когда-нибудь мир изменится к лучшему, и люди и мутанты будут жить в мире, но до этого мира еще нужно было как-то дожить, а чтобы выжить, приходилось защищаться.
- Защищать, - негромко говорю я. - Мы должны их защищать - ведь для этого изначально была основана команда?
Я не был сторонником революций. История ясно показывала, что во время революции люди воевали, фактически, против своих же, для несогласия там всегда было слишком много смерти, слишком много крови. То же самое можно было провести более мирным путем - постепенно внедряя новые мысли, проводя реформы. Именно это и было главной целью, а Люди Икс должны стать защитниками отверженных - но не идти войной на правительство, как этого хотел Магнето.
И все же, его радует идея возрождения команды, несмотря ни на что. Как будто это было его личной заслугой, как будто Ксавье, наконец, поддался его уговорам - но ведь это было не так. Просто мир неожиданно напомнил всем нам о том, каким он на самом деле является, и о том, что даже в современности иногда приходится защищаться, чтобы выжить. Люди Икс были необходимостью, без которой все были бы рады обойтись. Насколько лучше был бы мир, в котором даже не возникло бы мысли о том, что нужно от кого-то защищаться. Но, возможно, Профессор был прав. Возможно, такое будущее действительно не за горами.
Я слышу в его голосе одобрение, и даже знание того, что он одобряет по большей части саму идею существования команды, не освобождает меня от внутренней радости. Черт возьми, он смотрит на меня, он знает, что я включен в эту команду, и он всецело это одобряет - я в этих умозаключениях фигурирую не больше, чем одна из безликих пешек, которые можно заменить, но все же. Все же.
Если принять его фразу за истину, можно докатиться до совершенно невообразимых идей. Я не так уж многого в своей жизни желал, как правило, желания мои осуществлялись, даже не успевая облачиться в слова, и касались по большей части чего-то материального, что с таким послужным списком я мог совершить грандиозного? Впрочем, даже если повернуть идею в сторону желания найти отца, лучше не становилось. В любом из имеющихся случаев.
Фраза была непереводимая, фраза была странная, колкая, цепляющая сразу множество мыслей изнутри, для себя я решил, что он остался в школе только потому что еще не знал, куда ему отправиться дальше. Его дом был разрушен, семья - убита, но оставаться здесь он не собирался. Так забавно, учитывая, что жизнь постоянно разворачивает его на путь, который ведет сюда, и Мистик, которая говорила о семье, имела ввиду явно не меня, как мне хотелось бы, но всех знакомых Эрику мутантов, людей, которые готовы были простить ему все грехи и принять обратно. Людей, которые никогда не поворачивались спиной, людей, которых он сам раз за разом оставлял. Он снова уйдет, это очевидно, это даже вслух не стоило говорить, потому что таков уж Эрик Леншерр, постоянно уходит из мест, которые могли бы быть наиболее комфортными для него, от людей, которые всегда готовы принять его, сворачивается на самом неудобном углу земли и сворачивается в клубок, как еж. И это в лучшем случае. В худшем он пытается превратить в неудобный угол земли вообще всю землю.
Я тряхнул головой, убирая лезущие в глаза волосы, и приподнялся, поправляя подушку под собой, чтобы было удобнее сидеть. С выпрямленными ногами этот фокус получился не особенно хорошо, но валяться, глядя на отца снизу вверх, мне уже надоело, да и чувствовал я себя при этом до отвратительного болезненно, как будто не ногу сломал, а жизнь. Себе.
Спасибо, что вообще жив остался - мне иногда в кошмарах приходит тот момент, когда чужая рука забралась мне в волосы и дернула назад, открывая шею летящему вперед фиолетовому клинку. Все могло закончиться там, по крайней мере, для меня, если бы не Мистик. И если бы не отец.
Он ведь сам сказал, что предал своих друзей, свою семью, когда пошел с Апокалипсисом. Тогда казалось, что в этих словах было что-то еще, что-то вроде сожаления о том, что он их оставил, но на самом деле нет. Эрик Леншерр всегда шел своим, особенным путем, даже не задумываясь о том, что можно идти вместе со всеми, не оставляя никого позади.
Но если бы Апокалипсис не был настолько жестоким, если бы он проявил больше лояльности к мутантам, пусть и тем, кто пытался его остановить - пришел бы он тогда на помощь?
Об этом, наверное, не стоило задумываться никогда. Или, по крайней мере, не в ближайшую вечность.
О чем мне еще противопоказано думать - это о прикосновениях. Они сбивают с толку, мешают мысли в единый спутанный клубок, разобрать который не представляется возможным. Он проводит пальцами вдоль ноги, медленно разминает успевшие застояться мысли, и я ловлю себя на том, что не просто не отвечаю ему - не дышу уже полминуты. Это странно. Это так поразительно странно, что не думать ни о чем другом просто не получается, пониженная чувствительность в этом деле совсем не помогает, как будто ее и не было никогда, как будто не я с самого детства щеголял царапинами и синяками по всему телу, которые заживали в течение максимум пары дней - потому что бьешься и не замечаешь этого совершенно. Дело было даже не в самих прикосновениях, а в том, кто это делал. Эрик Леншерр был для меня не просто мутантом, даже не просто всемирно известным мутантов благодаря своим косякам. Он был человеком, с которым я мечтал встретиться задолго до того, как узнал, кто он такой. Он был тем, с кем я надеялся хотя бы поговорить, хотя бы раз в своей жизни - и вот он здесь. Сидит на моей постели и пытается помочь, раз уж Чарльз сказал, только вот представление о помощи у него катастрофически странное. Но я абсолютно готов с этим мириться.
- Они в порядке, - наконец, говорю я, умоляя о том, чтобы он не начал расспрашивать. Та вымученная фраза, которую я бросил в него сквозь магнитное поле, стоя вместе с Мистик и буквально чувствуя, как уходит время, отведенное нам для спасения Профессора, была до невероятия глупой. Я должен был сказать ему еще тогда, но я не смог - горло перехватило спазмом, страх сковал внутренности. Сказать Магнето, что я его сын? Да вы серьезно, что ли? Сейчас, в пылу битвы за Землю с каким-то только выкопавшемся ископаемым, которое строит из себя невесть что? Нет, не время.
Когда наступит это время, я еще не решил.
Я ерзаю, пытаясь при этом вообще никак не двигать ногами и не мешать, пытаясь хотя бы немного успокоиться, потому что замороженные внутренности - это такое себе ощущение, да и вообще, они хороши только в холодильнике и отдельно от тела, желательно, свиного или еще какого. Из ливера потом колбасу делают, которую я терпеть не могу, она даже на запах мерзкая, пожалуйста, успокойся.
- А ты как думал, - хмыкаю я, завороженно наблюдая за тем, что он делает. - И ведь казалось бы, какая-то нога несчастная, а я тут уже две недели круговертю, чтобы добраться до тренировочного зала, уходит двадцать три минуты на костылях - я засекал. За долю секунды может произойти так много, а тут минуты. Двадцать три!
Двадцать три минуты - урок успевает кончиться, ученики высыпаются на коридоры из открытых дверей кабинетов как конфеты из кармана, яркие и шумные, приходится лавировать между ними, здороваться и улыбаться, пытаться удержаться на костылях и отказываться от помощи - я что, несамостоятельный такой, куда мне нужно не доберусь? Двадцать три минуты разделяют расстояние, которое я преодолел бы за мгновение, которое никто из людей не смог бы поймать. Этого слишком много. Это слишком медленно.
Слишком медленно двигаются его пальцы по разгоряченной коже, мышцы устало и благодарно ноют, дополняя и без того нестройный хор внутренностей и неожиданно распухшей головы. Я прикрываю глаза, откидываясь на подушку сильнее, и позволяю себе просто насладиться моментом - дрейфуя на скомканных, неоформленных мыслях, теряясь в них. Потом я, может быть, исколю себе все пальцы, пытаясь понять, что откуда идет, но пока у меня нет совершенно никакого желания разбираться ни в чем.
Из дремы меня вытаскивает голос Эрика и ощущение веса на своих коленях - я открываю глаза и вижу его неожиданно ближе, тяжело сглатываю и понимаю, что многое бы отдал, только бы сейчас его обнять - вот прямо сейчас, на моей кровати, с этой дурацкой сломанной ногой и его попыткой позаботиться о совершенно чужом человеке. Я думаю о том, как многое мы пропустили, как все могло бы сложиться иначе, останься он. Тогда я бы стал совсем другим, но для этого было необходимо, чтобы совсем другим был он. Изначально. Потому что он всегда уходит из тех мест, где ему было комфортно.
- Она не могла добраться до тебя самостоятельно, - говорю я и уже в процессе понимаю, что он не слишком-то мне верит. Нет, конечно, добраться она бы смогла, но это заняло бы слишком много времени, раз ты вообразил себя птицей парящей - я сэкономил нам много времени. - Так что я просто немного помог ей. Не мог оставаться в стороне во всем этом... - я махнул рукой, пытаясь оформить в слова все то, что видел тогда: кровь, боль, разрушения. И страх, который съедал изнутри, я, кажется, так до сих пор и не осознал в полной мере, что тогда разговор шел обо всей Земле разом, слишком странно было мыслить такими объемами. - Безумии.
Что заставило меня вообще отправиться туда? Почему именно я, из всех мутантов с семьями, которые беспокоились за них, именно я оказался на месте, и именно я теперь был в команде Людей Икс. Я ведь всего лишь отправился искать отца - даже не то, чтобы отца, изначально я собирался предупредить Профессора о том, что произошло, о том, что в этом замешан его лучший друг - и не успел, все завертелось, и я больше не мог остановиться. Ураган событий подхватил меня и понес за собой, не давая передышки, не давая времени остановиться и подумать, что я здесь, собственно, делаю, что я скажу отцу, когда мы с Мистик доберемся. Для меня вообще стало неожиданностью его обращение, я не был уверен, помнит ли он меня вообще, в конце концов, столько времени прошло. Да и что я мог ему сказать, когда Мистик так уверенно говорила про семью? Что я тоже - его семья? Да какая к черту семья, когда мне уже двадцать три, а мой отец по-прежнему не знает о том, что у него есть сын.

[October, 1. 1977] Point Pleasant
У живых слишком быстро бежит кровь.
Альберт. Быстро и шумно. Так шумно, что гул этого бега оглушает, дезориентирует, словно бы его огрели по голове пыльным мешком. Нет.

Альберт. Нет. Это не звук бегущей в ушах крови, хоть сердце и ухает в груди, а давление в кровеносной системе зашкаливает так, как, пожалуй, никогда в его жизни. Это отголосок выстрела, всё ещё гремящий...
Альберт!

Он мотает головой, пытаясь сбросить контузию и прийти в себя. Как давно последний раз он так близко находился к проявлению насилия? Почему это происходит? Почему это всегда должны быть выстрелы? Почему никто не подумал о том, что этот придурок может захотеть выкрутиться и вырубит охранника, забирая его пистолет? Почему?!

- Альберт!

Он дёргается и наконец фокусируется с огромным трудом, сильнее давит на рану. Слишком, слишком быстро. Слишком много. У мертвецов не идёт кровь. А эта разве что не хлещет в разные стороны, собираясь в маленькие лужицы вокруг. Картера, этого остолопа, что тут держали за шерифа, кажется, пристрелили - Альберт слишком хорошо знает этот стеклянный взгляд. Помощник шерифа Джайлз невыносимо скулит, сжимая ногу. В порядке только Смитсон, и он, кажется, что-то бормочет, кажется, в рацию. Вызывает помощь? Он не понимает - в ушах теперь стоит звон, звуки всё ещё приглушённые. А в его собственных глазах паника и страх. Он почти парализован, как и в тот самый, невозможно далёкий сейчас раз.

- Альберт.. -  голос Честера становится мягче (он устал. кровопотеря даёт о себе знать).

- Заткнись, - огрызается Розенфильд, морщась и пытаясь совладать с собственной телом. Слишком быстро.

- Ты сможешь, - продолжает уже с большим усилием Дезмонд. У него слишком тёплый, непростительно тёплый для человека в его положении взгляд. Это невозможно. Всё это не должно быть возможно!

- Заткнисьзаткнисьзаткнисьзаткнись! - у него трясутся руки, его всего бьёт мелкая дрожь, а на глазах выступают слёзы. Его напарника, его коллегу, его друга - Честера - подстрелили, он истекает кровью прямо у него под пальцами, и он ничего не может с этим сделать. Ничего.

- Ал, послушай меня, - одному Богу ведомо, как, но Чет кладёт руку поверх побелевших ладоней Розенфильда и чуть с сжимает его пальцы - ровно настолько, насколько хватает покидающих его сил. Его руки в крови, его собственной крови. Руки Альберта в крови Честера разве что не по локоть. Ещё немного, и его стошнит. Вывернет наизнанку от подчёркнуто резкой ирреальности происходящего и своей отвратительной беспомощности. Он всхлипывает. - У тебя получится.

Как ты можешь? Ты схватил чёртову пулю и умудряешься находить слова поддержки для меня?
У живых слишком быстро...

- Не смей, чёрт тебя дери, мне тут умирать, Дезмонд, - Альберт заставляет наконец добравшегося до них Смитсона давить на рану вместо себя, а сам скользящими от крови руками с третьей попытки открывает свой чемоданчик.

Ещё через десять минут они слышат сирены.

▹ мы примем любую биографию Честера, пока она будет сохранять его уникальные черты характера. помните о мельчайших деталях тех нескольких его минут на экране, они - сокровище ▹ мы с удовольствием поможем вам в разработке любой части этой самой биографии ▹ мы легко адаптируем под ваши желания те наигранные им как НПЦ или сформированные хедканонами моменты, которые будут идти в разрез с вашими представлениями ▹ мы считаем, что Честер и Сэм - идеальная пара от поэтому Гордон - хренова сваха. они вместе прекрасны как рассвет. но вместе с тем пэйринг не является обязательным критерием ▹ по части хедканонов - в моём представлении Чета и Альберта связывает некий особый вид дружбы, возможно, за счёт подхода, возможно.. по какой-то иной причине. но у них особая химия и Альберт потенциально позволяет Чету куда больше, чем кому-либо ▹ we will make the Blue Rose Family whole again. ..за исключением Уиндома, конечно >< (но это не точно) ▹ знайте, умейте, любите ▹ по количеству символов претензий нет. лицо, на наш взгляд, Чету вполне подойдёт любое. ▹ грамотность и желание творить

[August, 30. 1988] Philadelphia, PA
Считается ли пощёчина проявлением насилия, если она используется для того, чтобы остановить истерику и привести человека в чувства? Эта мысль крутится у него в голове на повторе, словно испорченная и заевшая пластинка, сродни одной из тех, что дарил ему Чет.
Чет. Он смотрит в никуда, думая только о том, с каким звуком его ладонь соприкоснулась с лицом Сэма, как тот подавился приступом и будто бы резко уменьшился вдвое, с каким выражением посмотрели после этого на него его глаза. Смотрит в никуда, продолжая отстранённо подкладывать в дымящуюся чашку какао кусочки маршмэллоу. Их там уже больше десяти.
- Сахар тоже наркотик, доктор Розенфильд, - голос из гостиной возвращает его к немилосердной реальности. Сейчас Альберт был бы рад не возвращаться в неё никогда.
- Как ты считаешь, является ли насилием... - он заходит в комнату, держа кружку обеими ладонями несмотря на то, как жжётся напиток, но Стенли не даёт ему закончить фразу, почти тут же встречая его и принимая какао с коротким и таким искренним "Спасибо", что криминалист просто теряет дар речи.
Он подносит кружку к губам, но так и не делает глоток, наслаждаясь пока только ароматом и теплом, ощущением значимости, поддержки. Отходит к дивану, не отрывая взгляда от длинных деревянных полок на стене чуть позади. На тех подчёркнуто ровными рядами стоит с десяток, а то и больше, металлических моделей болидов Формулы-1. Это тоже Честер. Стоит оглянуться и станет безбожно очевидно - все детали, все мелочи, всё, что создаёт тот самый пресловутый уют и ощущение, что в квартире живут реальные люди, всё это - Честер.
- Мне он не успел ничего подарить, - тихо и блёкло произносит Сэм, разглядывая автомобили с неизбывной тоской. - Я не уверен, что он бы когда-нибудь захотел.
- Эй... - Альберт обходит диван и встаёт рядом, замирает и мнётся с секунду другую, а потом всё же приобнимает Стенли за плечо. - Чет..
Он хочет сказать что-то ободряющее, но слова застревают в горле, сталкиваясь с прошедшим временем. Он не может заставить себя говорить о нём в прошедшем времени, и в то же время здравый смысл, тот самый, обычно так им восхваляемый здравый смысл, опыт и практика, утверждают, что спустя полгода после исчезновения надежды уже совсем нет. Шансы на удачный исход падают с каждым часом спустя первые сутки, что уж говорить теперь. А потому его разум сопротивляется времени настоящему. Чет был. Чет есть. Чет будет. Обязательно должен быть.
Сэм опускает голову и криво улыбается ровно на секунду. Это не улыбка, это почти судорога. Это так странно и вместе с тем так естественно - они были знакомы с Дезмондом всего в общей сложности двое с половиной суток, и парень так к нему прикипел, что его исчезновение оставило глубочайший шрам в его жизни. Шрам, который даже Альберт не в силах залечить, пустоту, которую он не в силах заполнить. Это было - будь проклято прошедшее время - есть и будет особенностью Честера Дезмонда. Никто не уходил невпечатлённым. Никто не уходил равнодушным. Никто.
.
Сегодня утром к ним привезли тело. Прямо к ним, первичная аутопсия, смена Сэма Стенли, аутопсийная номер пять. Альберт видел, как его прокатили мимо, как открыли мешок. А потом он слышал звон инструментов и какие-то неясные крики. Возня. Он бросил свои папки, забыл про желание покурить и поскорее разобраться с делами. Через пару мгновений он уже был там. И что это было за тело, чёрт бы их все подрал - им привезли пародиста, изображающего Элвиса Прэсли в лучшие годы. Высокий, худой, загорелый, чёрная копна убранных назад и уложенных лаком волос, яркие черты лице. Характерные. Именно к нему, Сэму Стенли. В аутопсийную номер пять. Это естественно, что он сорвался. Им обоим повезло, что Альберт был рядом, чтобы подхватить.
.
Молодой судмедэксперт садится на диван молча. Пьёт какао и смотрит в пол. Считается ли пощёчина проявлением насилия, если она... или это просто отговорки? Попытки оправдать себе себя, а на самом деле это его собственный симптом. Что, если он тоже сломался? И однажды пробравшаяся в его действия крупица якобы благого насилия просто со временем даст плоды? Компромиссы. Так говорил Честер - надо уметь идти на компромисс, это наше оружие. Он даже дрался за тело этой ...нет, он не станет называть ту девушку по имени. Не станет. Не сейчас. Сэм ему рассказал. Никаких компромиссов. Даже перед лицом апокалипсиса, привычно цитирует он себе и берёт с полки модель Lotus 87 1981 года, а потом опускается на диван рядом со Стенли.
- Знаешь, я тоже боюсь этого, - негромко заговаривает он, крутя в руках машинку. На дне подставки аккуратно, но не слишком красиво скальпелем выцарапано "Чет". - Каждое грёбаное утро. С каждым новым делом. Каждым следующим Джоном Доу. Боюсь открывать проклятую молнию. Боюсь делать анализ ДНК. Боюсь идентификации неизвестных так, что у меня почти трясутся руки. Хочется всё бросить иногда.
Блондин поднимает на него глаза где-то в середине, быстро моргает - со стрессом его тик только ухудшился - и хмурится. На его лице без труда читается вопрос, задать который у парня просто не хватает духу. Или сил. Или, может, он считает что момент между ними такой - слова не нужны для этого. Розенфильд протягивает ему автомобиль. Пусть будет у него. Это страшная сентиментальность, но она напоминает ему Дезмонда, она кажется важной.
- Почему я не ушёл? - Альберт смотрит на чёрные формы с золотыми буквами в его руках. - Потому что однажды.. Когда было особенно паршиво, остановил меня как раз Чет. Он сказал... - "У тебя получится", - говорит в его воспоминании раненый Честер. - "Альберт, кто, если не ты", - даже не запинаясь, врёт он вслух.

▹ см. выше ▹ мы с удовольствием поможем вам в разработке любой части его биографии ▹ мы стандартно легко адаптируем под ваши желания те наигранные им как НПЦ или сформированные хедканонами моменты, которые будут идти в разрез с вашими представлениями ▹ мы считаем, что Честер и Сэм - идеальная пара от поэтому Гордон - хренова сваха. они вместе прекрасны как рассвет. но вместе с тем пэйринг не является обязательным критерием ▹ по части хедканонов о Сэме и Альберте тоже см. выше ▹ we will make the Blue Rose Family whole again. ..за исключением Уиндома, конечно >< (но это не точно) ▹ знайте, умейте, любите ▹ по количеству символов претензий нет. на наш взгляд, Сэм тоже будет хорош в любом лице. ▹ грамотность и желание творить

Дебют.
[August, 27. 1978] Philadelphia, PA
Эрл играет белыми.
.
Дейл не может сказать точно, в какой именно момент это стало уже каким-то устоявшимся ритуалом – но каждый четверг, практически в одно и то же время они встречаются у Уиндома в кабинете, чтобы разыграть пару-тройку партий в шахматы.
– Иногда нужно немного разгрузить мозг, Куп, – иногда добавляет он с какой-то странной и загадочной улыбкой, значение и скрытый смысл которой Дейл из раза в раз пытается распознать – однако из раза в раз безнадежно проваливается в этом.
.
Обычно в кабинете царит почти полная темнота – за исключением света настольной лампы, который направлен ровно на шахматную дочку, из-за чего контраст с окружающим их полумраком становится еще более ощутимым. Дейл видит лишь руки Уиндома, когда тот двигает на доске очередную фигуру.
И всякий раз, когда Купер поднимает взгляд, то понимает, что не может толком различить очертания лица – только лишь тень все той же многозначительной и загадочной улыбки.
Но Дейл чувствует практически каждой своей клеточкой, как Уиндом внимательно и изучающее смотрит на него – и от этого ощущения вдоль позвоночника то и дело пробегают стайки мурашек.
.
Иногда Куперу бывает трудно распознать, что именно Эрл имеет в виду – он вроде бы и не говорит загадками, но всякий раз Дейлу кажется, будто он что-то упускает.
Он сам не замечает, как начинает куда более внимательно вслушиваться в то, что говорит Уиндом, подмечая и подсознательно регистрируя малейшее отклонение.
Однако едва ли ему это поможет в дальнейшем.
.
Но Дейл знает – чувствует почти со стопроцентной уверенностью – их с Уиндомом связывает нечто, что в будущем приведет к оглушительному взрыву и неизбежному коллапсу.
Он бы хотел ошибаться.
.
Миттельшпиль.

[March, 4. 1989] Twin Peaks, WA
Иногда Дейл все еще просыпается от леденящего и болезненного-колкого ощущения в груди – как будто бы ту пронзили чем-то острым. Со временем подобное случается все реже и реже, но воспоминания, как и прежде, живут в голове, отпечатанные на подкорке.
.
После ранения и смерти Кэролайн Куперу понадобилось несколько месяцев для того, чтобы восстановиться – как морально, так и физически. Несколько месяцев для того, чтобы отделаться от навязчивого и липкого чувства вины.
В конце концов, с Уиндомом все было не то еще задолго до того, как все это произошло.
.
Но Дейл чувствует – знает – что настоящий взрыв все еще грядет. То было лишь прелюдией, Эрл лишь прощупывал границы своих возможностей.
Границы своего безумия, которое все это время кое-как, но получалось сдерживать, запертое за стенами психиатрической лечебницы.
.
А потом Уиндом делает очередной ход – а на самом деле отвлекающий маневр. Потому как цель у него совершенно иная. Вязкая, черная и с едким запахом машинного масла.
.
Эрл играет белыми.
.
Эндшпиль (?).

▹ см. выше ▹ мы с удовольствием поможем вам в разработке любой части его биографии ▹ мы пока что еще не особо рассматривали концепцию Уиндома Эрла в рамках нашей слегка измененной твинпиксовской реальности, но ежели заявка найдет своего героя, то без дела мы его не оставим ▹ по части хедканонов тоже см. выше ▹ не может быть все абсолютно спокойно в Датском королевстве - истории нужен свой злодей) тем более Уиндом Эрл как никто другой выходит за рамки стандартного антагониста ▹ знайте, умейте, любите ▹ по количеству символов претензий нет. словом - как вам будет удобно) ▹ грамотность и желание творить

[November, 17. 1981] Philadelphia, PA
Примерно раз в две недели они ходят в китайский ресторан, что находится в паре кварталов.
Они не знают точно, почему именно китайский ресторан – как и не помнят, откуда вообще пошла эта их традиция.
+
Обычно во время обеда говорит в основном Дайана – это тоже часть некоего ритуала. На пару часов они в буквальном смысле меняются местами – Эванс иногда шутит, что только так она может хоть как-то восстановить баланс, вместо того, чтобы продираться через километры кассетной пленки.
Она вообще любит поговорить – но с тех пор, как ее приставили к Куперу, ей пришлось научиться слушать. И слышать.
+
Поначалу, на контрасте, она сперва даже не поняла, во что вляпалась. Радость от того, что ей теперь не придется таскаться в аутопсийную и присутствовать на вскрытиях, затмила осознание того, с чем же ей в итоге придется иметь дело. В конце концов, расшифровывать аудиозаписи было для нее не впервой.
А Купер был невероятно мил и обходителен и улыбался так искренне и открыто, что Дайана с ужасом подумала, что он вообще забыл в ФБР.
+
Тревога забилась где-то в затылке в тот момент, когда Дейл начал обращаться к ней в каждой записи. Это было странно – в самый первый раз ей даже показалось, что это не на записи, а Купер действительно зовет ее.
Но в кабинете она была абсолютно одна.
+
Совсем уж не по себе ей стало в тот момент, когда она поняла, что Купер намерен с ней делиться не только информацией по тому или иному делу, но и какими-то своими мыслями.
Все бы ничего, но от некоторых ее натурально начинало бросать в дрожь.
А потом Дайана и вовсе перестала нормально спать – потому что что-то было в этом голосе, в этих интонациях и в этих словах. Что-то, что вызывало леденящие мурашки вдоль позвоночника и напрочь лишало сна.
+
В какой-то момент Эванс подумала, что на такое дерьмо она точно не подписывалась.
Однако пути назад уже не было. Мысль о том, что она в каком-то смысле буквально повязана с Купером, однажды ударила ей в голову – когда она в очередной раз задумалась над тем, а зачем оно ей вообще нужно.
+
Возможно, в какой-то степени она уже зависима от этого. Купер настолько проник ей в сознание, что теперь его уже не выкуришь оттуда никакими возможными и невозможными способами. Иногда Дайане бывает даже немного жутко от осознания того, что она знает о Купере – как и от того, что тот, совершенно не задумываясь, делится с ней подчас самым сокровенным.
+
+
– …А потом Джерри просто взял и сбежал с собственной свадьбы! Нет, ну представляешь? Черт возьми, такой был скандал.
– А Джерри это… – нерешительно начинает Дейл, размазывая соус по тарелке и поднимая вопросительный взгляд на Дайану.
– Это мой троюродный брат. Дейл, чем ты слушаешь? – Дайана цокает языком и бросает в Купера скомканную салфетку.

▹ см. выше ▹ мы с удовольствием поможем вам в разработке любой части ее биографии, и уж поверьте - без дела точно не останетесь) ▹ по части хедканонов тоже см. выше ▹ знайте, умейте, любите ▹ по количеству символов претензий нет. словом - как вам будет удобно) ▹ грамотность и желание творить

- Ничего страшного, не извиняйтесь, - Диана наблюдала за художником и за тем, как его выдернули обратно в реальный мир из мира красок и образов. Она у одного из уважаемых искусствоведов читала, что люди искусства весьма своеобразно устроены, что у них так обострены чувства, что они едва ли не могу общаться друг с другом через века именно за счет погружения в мир, который был создан до них, запечатлён красками, в мраморе, керамике или любом другом материале. Красивая аллегория, интересный способ в очередной раз объяснить и сделать понятным для массового читателя учения о ноосфере Вавилова, например, но это было даже не профессиональным суеверием - чтобы воспроизвести уже запечатленное заново, приходилось думать и чувствовать как тот, кто это сотворил. Другое дело, что некоторые потом не могли думать и чувствовать так, как могли бы только они, не прячась в тени признанных мастеров и не обретая собственного лица - бич для молодых художников, музыкантов и скульпторов. Всегда нужно было в какой-то момент остановиться подражать, перестать быть зеркалом, начать быть собой и не прятаться от себя.
Диана хорошо знала, насколько бывает сложным принять себя и понять, какие для этого нужно принести жертвы - глядя на молодого мужчину она непроизвольно вспоминала Стива. Они были чем-то похожи: может быть этим движением, которым художник разминал затёкшие мышцы шеи, может быть чертами лица и светлыми, но не белыми волосами. Может быть даже теперь, спустя сто лет, она продолжала в каждом мужчине искать его черты. Находить и терять, потому что каждый Стив Тревор должен был вспыхнуть и исчезнуть, как исчез оригинал. И это уже было даже не приступами мазохизма, не ноющей болью в сердце женщины, потерявшей возлюбленного едва его обретя, а неким камертоном - чем больше она находила в человеке похожего на Стива, тем он был лучше. Или чем он был лучше, тем больше он казался ей похожим на Стива - некий камертон, с которым она сравнивала и по которому оценивала людей, прекрасно осознавая, что и он не был идеальным, потому что не бывает идеальных людей, у каждого из них есть тёмная и светлая стороны. Вопрос лишь в том, что они выберут и каким путем пойдут.
- Дома не будет Ван Гога, придется завтра вновь приходить и сверяться с оригиналом, - художника всякий обидеть можно, но Диана не чувствовала угрызений совести или того, что мужчина на неё обиделся. Скорее смутился, а потому так спешно прервал работу, не хотел задерживать и доставлять лишних хлопот. Она непроизвольно скользнула взглядом по его руке, чтобы увидеть, носит ли он часы - тот самый забавный механизм, который определял, когда есть, когда спать, когда заниматься делами, а когда отдыхать. Сейчас уже мало кто носил наручные часы, у большинства были смартфоны, определявшие теперь не только время, но и полностью задавали расписание, заставляя уже человека обслуживать их, а не наоборот. Иногда так казалось во всяком случае. Но они же давали массу возможностей тем, кто хотел их использовать, а не пользовался бездумно, как игрушкой. - Да, я работаю в музее, только в зале античного искусства, - она развернулась и кивнула в ту сторону, откуда появилась и где находились произведения эллинской культуры. - Меня зовут Диана. Диана Принс, - она приветливо улыбнулась и подала руку для рукопожатия, как теперь было принято в этом мире. Главное было не забывать, что люди куда более нежные, чем она, поэтому не стоит пожимать со всей силой - достаточно легкого прикосновения. Этот художник, впрочем, явно следил за физической формой, потому что совершенно не походил на тех тщедушных людей, которых могло бы снести ветром, если бы не тяжесть мольберта, якорем придавливающего творца к земле. Немного необычно, но похвально - она привыкла к красоте тела и души, где нельзя было запускать что-то одно в угоду другому. Только гармония и разностороннее развитие могли бы помочь достичь совершенства. - Вам не нравится масло? - это было любопытно. Диана успела увидеть только последнюю работу художника, но судя по времени, которое он провёл в музее и вороху бумаг, зарисовок было несколько. - Вы позволите посмотреть? Мне понравилась та работа, над которой вы сидели, когда я прервала вас. Пробовали где-нибудь выставляться уже?

#w17

ПЬЯНАЯ МАГИЯ
^{[тематика]}
— – — ✁ ✄ ✁ — – —

Сливочное пиво, кальвадос, мартини с водкой, ирландский кофе - везде найдется место магии и алкоголю.
Или магии алкоголя?

МАРВЕЛ
^{[фандом недели]}

— – — ✁ ✄

до 18.03 включительно.

❖ бонусы
= упрощенный прием
= помощь с графикой при необходимости
= +200 ключей
= специальная награда в профиль